Провалившегося в «черную дыру» запойного бродягу порубили на куски и даже попробовали на вкус.

 Пикник с расчлененкой

24 марта прошлого года в лесу за МКАДом, неподалеку от ТМ «Кольцо», больше известного  среди минчан как авто- и стройрынок, компания молодых людей разворачивалась с субботним пикничком. Да так толком и не развернулась.

Трое девчат отошли от полянки шагов на полста по своим маленьким делишкам и уже через минуту с дикими воплями примчались к костру. То, что они увидели под выворотнями двух крест-накрест поваленных деревьев, вогнало в столбняк даже парней. Полуразложившийся, с выпирающими ребрами, торс, голова отдельно, руки отдельно, ноги отдельно…
Кто-то набрал 102.  Вскоре здесь было полно людей в форме и в штатском. Отдыхающие автоматически превратились в свидетелей. Пикник-шашлык с дымком накрылся. И вряд ли они после такой явившей себя на лоне природы «гастрономии» (человечиной явно полакомились лесные обитатели) горели желанием возобновить его в воскресенье хотя бы и за сто километров от МКАДа.
Останкам, если можно так выразиться, повезло дважды. Зима существенно замедлила разложение и удалось провести качественную дактилоскопию. Но самое главное — идентифицировать  труп. А это уже была несомненная удача для следствия.
Итак, Стручок Игорь Петрович, 1964 г.р., бывший, так сказать, житель Минска, сгинувший невесть куда в конце 2011-го. А предисловие таково.
Двадцать лет назад, развевшийся с женой на почве пьянства (своего, разумеется), Стручок обитал с матерью Татьяной Егоровной  на Грушевке. Она не скрывает: злоупотреблял сын профессионально, на запойном уровне. В 2011 году в этом его увлечении наступил перелом. В худшую сторону. Если раньше Петрович, когда уходил в запой, хотя бы оповещал мать, что «задержится по делам», то теперь стал проваливаться в «черные дыры». В середине ноября, обеспокоенная его четырехдневным отсутствием Татьяна Егоровна даже обращалась в милицию. Потрепанный забулдон явился домой сам, и, кажется,  именно тогда его в профилактическом порядке дактилоскопировали.
В последних числах ноября сынуля снова исчез. И уже с концами. 15 декабря было возбуждено уголовное дело по факту безвестно исчезнувшего лица. И спустя два месяца, т.е. 15 февраля 2012-го, приостановлено. Розыскное дело продолжалось, но безрезультатно. Ниже станет понятно, почему.
И вот, Игорь Петрович Стручок «нашелся». Осталось найти тех, кто анатомировал его на семь составляющих. Факт расчленения тела однозначно подтвердила экспертиза. Теперь представьте, каково было матери опознавать сохранившую «портретные» черты отдельно взятую голову сына…

 С периферии — к центру

На первоначальном, как всегда, самом важном этапе сыска, следственно-оперативной группе было придано не меньше двух десятков сотрудников-розыскников. Слишком уж цинично и кощунственно «иллюстрировало» себя учиненное злодейство. Ну, и, конечно, чувствовалась серьезная хватка недавно созданного Следственного комитета. При всем при том, изобретать велосипед в подобных случаях не обязательно. Стручок не крутой бизнесмен и не бандит, стало быть «мясников» следовало искать в среде ему подобных. То есть, максимально полно очертить круг его общения и «идти в народ». В самых общих чертах это означало проверку, в т.ч. и оперативную, определенных людей и нехороших квартир. Понятно ведь, труп разрубали не в лесу, значит где-то могли остаться следы. Улики. Вещдоки.
С десяток квартир, в которых часто-редко появлялся Игорь Петрович, проверили еще в процессе предварительного следствия до приостановления уголовного дела. Группа сосредоточилась на новых адресах. Никаких зацепок. Зато и никаких сомнений: там где искали — чисто. А где — «грязно»?
В практике осмотра места происшествия есть два метода: от центра к периферии и наоборот. Нечто похожее, только незавершенное, просматривалось в данной следственной ситуации: начали с периферии, но до центра не добрались. В центре большого круга находится круг поменьше — обитатели десяти квартир и сами квартиры, куда представители следственно-оперативного «отряда» не заглядывали. Когда начался их тотальный обход, никто не мог знать, чем он закончится. Однако кольцо вокруг одной из них, под номером 62, уже неумолимо сжималось.
Квартира эта в доме по улице К. Либкнехта. Проверяющим приглянулись там две вещи: ковер и стул со следами крови. Вообще-то морды здесь чистили друг дружке свои и чужие не так уж и редко, но когда из заключения эксперта от 28 мая стало ясно, что, в частности, кровь на стуле идеально согласуется с фрагментами тела из лесополосы, а также клетками эпителия на бритвенном станке и зубной щетке Стручка, то приглянулись следствию и сами обитатели квартиры — сороколетняя Елена Львовна Ивашова и ее ровесник и сожитель Андрей Валентинович Цвиркунов. Обоих тихо-мирно задержали. А уже назавтра Ивашова дала столь подробные показания, что в последующем ей, пожалуй, и добавить было особо нечего.

 Глянешь — вздрогнешь

Если очень постараться, то неутолимой тяге Ивашовой к стакану можно найти оправдание. Десять лет назад повесился на даче муж, и с тех пор она не просыхала. То есть, упростив природу вещей до минимума, приходим к выводу: в ее немощи (и мощи во хмелю) виноват покойный супруг.
Переквалифицировавшийся в грузчики бывший наладчик станков с программным управлением «Атланта» Цвиркунов заквасил по-черному после развода с женой, который, как можно догадаться, инициировал не он. Следуя вышеизложенной логике, виновата жена.
Это к слову о том, что при извращенном сознании оправдать можно все. Например, порубить человека на куски, поскольку он не вмещается в сумку целиком.
Духовное сближение Елены Львовны и Андрея Валентиновича наметилось в 2007-м в торговых палатках, где она продавала фрукты, а он работал грузчиком. Правда, в следующем году Елене пришлось отлучиться в ЛТП. Цвиркунов, дождавшись ее возвращения из этого сурового заведения (в котором, как треплют злые языки, еще никого, никогда ни от чего не излечили), поселился в квартире №62 стационарно и к моменту ноябрьских событий прожил там три года. Срок более чем достаточный, чтобы изучить свою неофициальную половину вдоль, поперек и по диагонали. Она, эта половина, и состояла как бы из двух половин. Трезвая — хозяйственная, здравомыслящая, приветливая. Пьяная — с полным «приветом»: скандальная, вспыльчивая, неуправляемая, психованная — любые определения подобного рода будут к месту. Добавив к сему ее чокнутые демонстрационно-эротические пьяно-угарные закидоны, получим относительно полный портрет Елены Львовны. За столом пьют, чумную хозяйку носят бесы по квартире в распахнутом наголо халате, а то и без халата вовсе. Ей говорят: ты, мол, как-то, ну, типа, прикройся и прочее. А она им: вы, мол, типа, заткнитесь, я у себя дома и ложила на всех вас с тройным прибором.
Короче, взглянешь на кирную Ивашину — вздрогнешь. Да и на трезвую, с точки зрения «физии» тоже. Когда сын год назад привел знакомить с матерью свою невесту, тоже Елену, та была в шоке: «Она выглядела как настоящая алкоголичка…»
Лицо — зеркало души. Жить рядом годами можно только с более-менее родственной душой. Вот Цвиркунов и жил. Два сапога — пара.

 Клоун с Грушевки

Понедельник 21 ноября можно считать прологом к кошмару. Пили с пятницы — периодически вылетавший то отсюда, то оттуда Андрей Валентинович получил первую зарплату на «КоопКниготорге». Вечером позвонил в дверь сосед Саша:
— Заберите к себе Стручка, он совсем пьяный, спать ему у нас негде, а у вас все-таки две комнаты.
— Интересно, пил — у вас, а ночуй — у нас, — резонно заметил Цвиркунов.
Сосед упрямо твердил, что Светка его выкинет на лестницу, если уже не выкинула.
Точно, невменяемый Игорь Петрович сидел на ступеньках и не мог даже говорить, только мычал.
— Жалко Стручка, — резюмировал книжный коопторговец. — На улице холодно, в подъезде тоже. Придется забрать…
Назавтра Елена спросила, как он оказался в соседней квартире? Петрович закатил глаза:
— Вспомнил, что в ноябре у тебя день рождения, шел поздравить… А вообще, я даже не помню, сколько дней уже пью, где был, и как туда попал тоже не знаю…
Похоже, это был именно тот запой, после которого его дактилоскопировали, ибо 22-го, опохмелившись, он со словами: «Сегодня нужно появиться дома, мама волнуется…», — благополучно покинул квартиру №62.
Так кто же был этот  Игорь Петрович Стручок, 1964 г.р., уроженец г. Минска, нашедший свое пристанище под корневищем в лесу около рынка в Малиновщине?
Не шут, не клоун, но с позывами к тому. Преувеличить, приврать, подать собственную персоналию в выгодном для себя свете — в этом есть (был) весь Стручок. Знаете, где он познакомился с девушкой, ставшей его женой и родившей ему сына? В ансамбле народного танца Дома культуры! Пока ухаживал за Мариной — «внезапно» забеременевшей! — демонстрировал свой едва ли не идеальный образ, улетучившийся после женитьбы. Жениться через три месяца по приходу из армии и допиться до развода за три года супружества — это нужно уметь!
И понесло Стручка с его полугаерскими замашками по винному морю и по женскому полу, как по минному полю. С бывшей женой Мариной познакомился Игорь в вихре народных танцев на подмостках ДК, с Вероникой — в народном хороводе вокруг новогодней елки на свежем воздухе. Тянуло его, понимаешь, к творчеству, хоть  народному, хоть к питейному, что в сочетании относительно Стручка — одно и тоже.
Проводив ее до общежития и даже не намекнув о перспективе возможного свидания, встретил назавтра у проходной хлебозавода с цветами. И начались у них так называемые отношения. Правда, больше двух недель кряду народный танцор рядом с новой избранницей не выдерживал, уходил, по ее мнению, к другим женщинам. А может в запой уходил, кто его знает. Но сердиться на непостоянного Стручка было трудно. Добродушный комедиант возвращался непременно с подарком и начинал публично, в компании, доказывать свою к ней любовь, закончившуюся ее «интересным положением». Он стоял перед Вероникой на коленях и просил не избавляться от ребенка, обещая всяческое содействие в поддержке «семьи» (То же Стручок обещал когда-то и Марине). И серчать на этого хохмача не выходило, и всерьез воспринимать его обещания тоже не получалось. Родив дочь, Вероника, без претензий на какую-либо материальную с его стороны поддержку, попросила Игоря больше ее визитами не беспокоить.
Можно привести, по меньшей мере, еще одну подобную (без ребенка) историю взаимоотношений Стручка с его многочисленными женщинами. И знаете, что все они, не зная о существовании друг дружки, отмечали? Полное отсутствие у Игоря Петровича агрессивности, в том числе и сексуальной. В этом смысле он был совершенно инфантильным: да — да, нет — значит нет. Настаивать, добиваться по пьяни ли, по трезвянке — не его стиль. Все напрочь отвергали саму мысль о вероятности его насильственного поползновения на честь дамы.
С дамой по фамилии Ивашова стручок был знаком еще по Грушевке до ее переезда в дом по улице Либкнехта. Давняя их дружба выражалась вроде бы в чисто платонических контактах — вместе пили. Хотя категорически отрицать нечто большее, пускай себе и эпизодическое, тоже, не беремся. Тем более, с учетом характеристики Елены Львовны одним из знающих толк в ее поведении свидетелей: «Выпившей она была сексуально доступной…»

 Тесак, топорик, молоток

23-го перебравшего Цвиркунова схватило давление и он забюллетенил. Поскольку в поликлинику надо было таскаться ежедневно, в квартире наступил сухой закон.
Поздно вечером 26-го приперся с бутылками Стручок.
— Какая нелегкая тебя принесла? — не осознавая глубинной сути вопроса, беззлобно спросила Ивашова, запуская гостя в дом.
Игорь Петрович в привычной для себя шутовской манере доложил, будто собрался то ли жениться, толи венчаться, поэтому есть повод взбрызнуть. Сухой закон немедленно размочили — до последней из четырех бутылок. Синхронно возникшую у всех мысль — добавить — пришлось отбросить. «Копилка» и  «Падмурак» закрылись в одиннадцать. Финальную часть вечера придется излагать сугубо со слов Елены Львовны, поскольку забалдевший после  «длительного» воздержания Цвиркунов пошел спать.
Собравшийся уходить Стручок, докуривавший в кресле сигарету, вдруг ни с того ни с сего (пьяная Ивашова затеяла убирать с журнального столика посуду) «приласкал» руками ее мягкое место. Елена Львовна очень удивилась и попросила его прекратить глупости. Реакция последовала еще более неожиданная. Сначала словесная, примерно такого содержания: ты, мол, в свое время мужа не успела похоронить и уже поволокла в постель всех, кого ни попадя — вот если захочу прямо здесь тебя и это самое… и поднявшись с кресла, начал лапать и щемиться с поцелуями. «Находясь спиной к журнальному столику, я  свободной правой рукой стала наощупь искать на нем какой-нибудь предмет, чтобы отмахнуться, и что-то нащупала…» Известно, какой предмет традиционно «нащупывают» на столе в процессе пьяных разборок. Ничего, кроме кухонного ножа под руку обычно не попадается. «Находясь прямо-таки в истерическом состоянии, я не понимала, наношу ли я удары ножом по телу Стручка или просто машу перед ним…» «Домахалась» Елена Львовна до того, что когда проснулся поднятый шумом Цвиркунов, Игорь Петрович Стручок был мертв.
Приходится констатировать: произошло нечто противоречащее моральным установкам обоих фигурантов схватки у журнального столика. Либо спокойный, добродушный, вежливый, бесхарактерный (это все из посмертной характеристики знавших Стручка людей) грушевский бродяга, допился до чертей и действительно посягнул на честь Елены Львовны, либо порохом вспыхнувшая психованная алкоголизированная дама слишком преувеличила грозившую ей по соседству с храпевшим за стенкой сожителем опасность. Так или иначе, истеричные «отмашки» Ивашовой получат позже четкую оценку в не очень художественно звучащих словах обвинения: «… на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений к Стручку И.П., вызванных высказываниями и поведением последнего, направленными на побуждение к вступлению в половую связь, умышленно, с целью противоправного лишения жизни…»
Цвиркунов истерику не закатил и держался молодцом. Вскоре Андрей Валентинович убедительно докажет: нервы у него в исключительном порядке. А вот Елена Львовна, которую он выводил из истерики холодной водой, оказалась женщиной впечатлительной: «На тело Стручка я вообще смотреть не могла, хотела, чтобы он просто исчез…». Стручок не исчезал. Решили затащить труп в кладовку, а затем вызвать милицию. Странная логика…  В кладовке Стручок, как и положено покойнику, «улегся» ногами к двери.
Глаз кололо пятно впитавшейся в ковер крови. Хозяйственная Ивашова долго отмачивала и затирала его тряпкой, должно быть, наводила марафет к приезду милиции. Мысли о которой с рассветом постепенно рассеялись.
— Что дальше делать?
— Сначала поспим, а дальше видно будет, —  мудро изрек Цвиркунов.
Заснуть она, говорит, так и не смогла, все чудилось, будто Стручок стоит у изголовья. Чтобы он там не стоял, переволокли труп на балкон, где выдержали в холодке аж до вечера 28-го. Вопрос «Что делать?» разрешился в альтернативном порядке: если нельзя избавиться от тела целиком, нужно «Из большого Стручка сделать маленького» — в юморе Елене Львовне не откажешь! Часа два Андрей Валентинович с помощью кухонного топорика, тесака и молотка доводил «до ума» недавнего собутыльника, расфасовывая его по двум баулам. За эти часы бедная Елена Львовна так испереживалась, что они показались ей вечностью.
На 23-м автобусе «похоронная процессия» доехала до конечной остановки «Малиновка-4», перемахнула МКАД по пешеходному мостику и при подсветке неполной луны пристроила «маленького Стручка» под корневищами. У костерка, сжигая пластиковые пакеты, распили «за упокой» бутылец винца. «Погребальный ритуал» был соблюден в полном объеме.

 Впечатления на разные темы

30 ноября к Елене Ивашовой наведался сын с женой. Невестку заинтересовали засохшие брызги крови на обоях в комнате. Свекровь отреагировала шуткой: «Это мне Андрей нос разбил…»
7 марта, когда они заехали поздравить Елену Львовну с наступающим праздником, на том месте красовался новый обойный фрагмент. Старый, с кровью, еще до  приостановления дела, вырезали милиционеры, только все тогда этим и ограничилось. Не заметили они так и не отмывшееся, буквально кричавшее об убийстве пятно на ковре, который сожители поменяли «полюсами» и замаскировали улику под креслом. А затем и вовсе перенесли ковер в спальню, застлав в комнате найденный на мусорке приличного вида палас.
Все сохранила хозяйственная Елена Львовна: нож, топорик, тесак, молоток, даже тряпку, которой тот же ковер драила. И все это, представьте себе, по-прежнему использовала по прямому  кухонно-уборочному назначению. Так может не столь уж она и впечатлительная? Впрочем, вряд ли: приговор «длиной» в 12 лет лишения свободы ее все же впечатлил. А нас, признаться,  впечатлила брошенная шокированной проступком свекрови невестке фраза в стиле черного юмора Ивашовой: «Мы этого Стручка убили и съели…» В смысле, поджарили  и попробовали, какой он на вкус? Каково?
А еще впечатляет количество и стоимость экспертиз по делу — ровно 70, потянувших ровно на 43044900 рублей.
Цвиркунов наказанием за надругательство над трупом и укрывательство преступления если и впечатлен, то весьма приятно. Оно столь незначительно,  что на фоне срока подруги о нем и говорить не стоит.
… Позвольте, Елена Львовна напоследок, вопрос мистического толка: вас после чистосердечного раскаяния Стручок в зоне у изголовья не беспокоит? Если да — то насколько это впечатляет?

 Вадим Довгулевич, майор юстиции.
Татьяна Белоног, официальный представитель УСК по Минской области.
Анатолий Тимратов.

«Детективная газета» №5 — 2013